просмотров: 10048Родионов Виталий Григорьевич

 

Реконструкция этнокультурной, социальной и конфессиональной

идентификации населения Волжской Булгарии

 

Изучение различных форм человеческого самосознания (этнокультурного, социального, конфессионального и др.) в древних и средневековых сообществах – задача для исследователя не простая. Во-первых, в ходе реализации подобных целей невозможно использовать метод непосредственного опроса населения; во-вторых, сам объект исследования (сознание людей) относится к нематериальной сфере деятельности индивида и коллектива, поэтому его «опечатки» весьма сложно находить среди археологического материала. В-третьих, весьма своеобразны письменные памятники (нарративы), отражающие различные формы самоидентификации волжских булгар дозолотоордынского периода. Хотя многие из них и содержат определённую информацию об их поведении, реакции на те или иные события, но эти письменные памятники не являются историческими документами. Подобные нарративы, как правило, весьма субъективны в плане аксиологических аспектов: они отражают мировидение, социальное положение и установку средневекового автора, чаще всего чужеземца. Поэтому и здесь нелегко находить истинные «опечатки» сознания этноса.

Самым истинным, наиболее ярким маркером сознания является, как известно, самоназвание (эндоэтноним) того или иного этноса или этнической группы. Не менее объективным определителем сознания служат названия человеческих сообществ, данные со стороны соседних этносов. Эти экзоэтнонимы зачастую не совпадают с самоназваниями народов и отражают этнические процессы, проходившие в другие эпохи (обычно до утверждения самоназвания). Например, удмурты знают современных казанских татар как бигер. Данный термин существовал ещё в древнетюркском мире (beger < beg «правитель, вождь, бек, князь» + er «муж, мужчина»[i]), соответственно, в Улусе Джучи, а потом в Ногайской Орде так называли князей. Этим сословно-феодальным термином первоначально выделяли золотоордынских князей, потом князей Казанского ханства, в том числе и Арской даруги. Язык и религия князей-переселенцев с Арской даруги в бассейн реки Чепца способствовали распространению среди удмуртов их сословного названия (бигер) на всех татар-мусульман[ii]. В то же время луговые марийцы знали население Заказанья (в русских источниках XVI в. арская чуваша) как суас, сÿэс, т.е. «чуваш». Чуваши и горные марийцы называли казанских татар тудар, тадар, а мордва – кельмаз. Все эти экзоэтнонимы указывают на многоэтапный и многокомпонентный этногенетический процесс современных казанских татар. К такому же выводу мы придём в результате анализа экзоэтнонимов чувашей и их этнографических групп.

Следующим определителем сознания этноса необходимо считать менталитет в смысле интегральной характеристики духовной жизни этноса (данный новый термин автором используется как синоним словосочетания «традиционное сознание этноса», включая в его содержание сознательные и бессознательные установки). При этом исследователь менталитета конкретного народа обязан сопоставлять ментальные признаки ряда соседних народов, без чего невозможно выявить и структурировать специфическое содержание менталитета одного народа[iii].

В современном булгароведении начинает складываться новое направление, которое активно использует достижения учёных в области теории и методологии науки об этносе. В качестве альтернативной методики изучения средневековых этнических общностей, в том числе и булгарского этноса, казанский исследователь И.Л. Измайлов выдвигает палеоэтнологию, взаимодействующую с этноархеологией. Основой для подобной системной методики является, как полагает учёный, изучение средневековой булгарской ментальности, как источника сведений о ключевых аспектах этнополитической и этноконфессиональной идентификации[iv]. Хотя удовлетворительного определения понятия «менталитет» в исторической этнологии пока не существует, но ведущие специалисты понимают его как «совокупность сознательных и бессознательных установок», сопряжённых с этнической традицией[v]. Рассматривающие И.Л. Измайловым отдельные стороны менталитета (принцип противопоставления этнообразующих факторов и этнических признаков, появление отчётливого самосознания своей общности и отличия от других) в подобных исследованиях непременно должны быть основополагающими. Не менее важными аспектами являются выявление неизменных поведенческих и коммуникативных моделей этноса, изучение действий психологических защитных механизмов традиционного сознания, обнаружение внутриэтнического конфликта и т. д.

Проблема этнического (традиционного) сознания тесно связана с вопросом этнического бессознательного, психологической характеристикой народа, поэтому она требует использования в научном анализе динамического метода. Изучение смены главных идеологических доминант этноса в переломные для него периоды позволяет установить повторяющиеся парадигмы (константы) культуры, а этимологизация этнонимов способствует восстановлению этнических процессов в регионе.

Парадигматическими формами этнического сознания являются этнические константы, которые «неизменны на протяжении всей жизни этноса, а ценностная ориентация может меняться, она является результатом свободного выбора людей»[vi]. При этом исследователь обязательно должен отделять истинные ценности от «образа для других», который создаётся с целью коммуникации (например, письменно зафиксированные ответы булгар на вопросы иностранцев-путешественников). По мнению С.В. Лурье, общим принципом исследования этнических констант может являться изучение того, как та или иная ценностная система представлена в сознании народа, адаптирована народом, какой подвергнута корреляции, чтобы стать совместимой с этническими константами данного народа[vii].

Если этнические константы действительно не меняются от начала формирования до полного растворения этноса в новых сообществах, то они в той или иной степени должны отражаться в его эндоэтнониме. «Именно анализ этнонима и стоящего за ним самоназвания,- пишет И.Л. Измайлов, - а не бессодержательная лингвистическая эквилибристика названиями или ненаучная попытка объяснить смену этнонима “навязыванием” его этносу извне, даёт исследователю ключ к пониманию последовательной эволюции этноса как его постепенной трансформации или череду “взрывов” этничности, ведущих к коренной их смене и формированию нового этноса»[viii].

1

Основными периодами исторических процессов в средневековом Поволжье являются дозолотоордынский (IX – первая треть XIII в.), золотоордынский (вторая треть XIII – первая четверть XV в.), казанский (вторая четверть XV – середина XVI в.), московский (середина XVI – середина XVIII в.). Вышеперечисленные периоды социально-политических сообществ не в точности совпадают с этапами этногенетических процессов, но они, как нам представляется, помогают создавать их исторический фон, контекст.

Началом формирования волжских булгар принято считать вторую половину IX в., когда в результате различных военно-политических коллизий на Средней Волге складывается ряд этнополитических объединений, в состав которых И. Измайлов включает булгар, эсегел и берсула. По мнению казанского исследователя, именно между ними разгорелась борьба за гегемонию[ix]. Остальные племена (сувар, баранджар) он, вслед за П. Голденом, считает мелкими родовыми группами. На наш взгляд, сувары в формирующемся государстве (X в.) всё же представляли определённую этнополитическую силу. В городе Сувар чеканились монеты, как известно по сохранившимся монетам, в 948/949, 951/952, 975/976, 976/977 гг.[x], а по утверждению А. Мухамадиева, даже в 869/870 г.[xi] К 1074 г. в тюркском мире («Диван Лугат ат-Турк» Махмуда ал-Кашгари) знали всего два наречия языка волжских булгар: «Булгар» и «Сувар». По сведениям ибн Фадлана, политическим соперником «царя йылтывара, царя булгар» впервую очередь был «народ, называемый сувар»[xii]. Скорее всего, сувары в этнокультурном плане были более близки к беленджер (в рукописи ибн Фадлана написано, очевидно, опять по ошибке переписчика, баранджар) и барсил (эти племена мигрировали с Северного Кавказа). По утверждению М.Г.Магомедова, кувшины, найденные на Верхнечирюртовском городище (там находился город Беленджер, первая столица Хазарского каганата, сформированного на территории бывшей «страны алан Барсилии»[xiii]) «имеют больше общего с салтово-маяцкими кувшинами и особенно с кувшинами с болгарских памятников, таких как Больше-Тарханский и Нови-Пазар, что может является следствием культурных и этнических связей населения этих районов»[xiv]. Эти савиро-барсилские племена Приморского Дагестана постепенно начали оседать и вплотную заниматься отгонным скотоводством, а также орошаемым земледелием и садоводством. Вынужденные покинуть свои плодородные земли и богатые города (Беленджер, Семендер, Варачан и др.) из-за осложнившихся отношений Хазарского каганата с арабами, они в поисках новой родины оказались на Средней Волге. Скорее всего, именно потомки суваро-барсил и беленджер, имевшие на Северном Кавказе богатый опыт градостроительства и земледелия, способствовали превращению Волжской Булгарии в земледельческое государство с высоко развитой городской культурой (X - XIII вв.). Как сообщает А.Н. Москаленко, в кладах куфических монет на Дону была обнаружена монета с титулом «Эмир барсал»[xv], что указывает на наличие политических амбиций не только сувар, но и барсил (Алмыш считал себя йылтаваром и царём племени булгар, а также общим царём ас-сакалиба[xvi]).

Итак, сувары и барсилы вместе с беленджерами (по сообщению ибн Фадлана, последних было «в количестве пяти тысяч душ женщин и мужчин, уже всех принявших ислам»;[xvii] очевидно, они являлись мигрантами из города Беленджер, поэтому с исламом были знакомы ещё на Северном Кавказе) представляли наиболее оседлую часть населения Волжской Булгарии. Именно данная часть булгарского этноса намеревалась отказаться от перекочевки вместе с бывшим йылтываром Алмышем, новоиспечённым эмиром Джафаром ибн Абдаллахом. Цар племени эскел, как сообщает автор «Рисала», «был у него в повиновении, хотя ещё не принял ислама»[xviii].

Союз царей племён булгар и эскел (эсегел) имел, следует полагать, более глубокие корни, чем только родственные связи (первый был тестем второго). Выделяя группу салтово-маяцких памятников в среднем течении Северного Донца, В.Ф. Генинг отмечает следующее: «Все эти памятники расположены довольно компактной группой по среднему течению Северного Донца, преимущественно его левого берега, у низовьев р. Оскола (курсив наш.- В.Р.), и могут быть выделены в своеобразную локальную группу, связанную с одним из племён болгарского объединения»[xix]. Здесь учёный однозначно подразумевает полуоседлое племя эскел, царь которого в 921/922 г. был в союзе с царём другого племени - булгар. По сведениям Ибн Русте, страна Аскал являлась самой юго-западной областью Булкара и находилась она на правобережье Волги[xx]. Эти два этнические сообщества как по образу жизни (полуоседлые), так и по типу культуры несомненно были несколько иными, чем суваро-барсилы с Северного Кавказа (барсилов следует локализовать в районе города Биляра, уран которого был барадш/бурадш [xxi] < барас «барс»).

Самоназвания этих булгарских племён отражены прежде всего в названиях первых городов и титулов их правителей: Сувар/Căвар (< савир), Ашлы/Эшлĕ[xxii] (<эсгель) и Бүлǝр /Пÿлер (< булгар)[xxiii]. Все три эндоэтнонима фонетически трансформированы по законам булгаро-чувашского языка. На монете, чеканенной во время правления Алмыша (308 г. х.), имеется надпись «Эл-эмир б.л.р.м.а.л.», которую А. Мухамадиев читает как «Əл эмир Билǝр малы» (в переводе на русский: «Монета/имущество эмира Биляра»[xxiv]. Если это действительно так, то мы уверенно можем утверждать, что фонетическое изменение слова булгар ( > bülär) произошло не позднее X в.

Итак, в итоге межплеменной конкуренции в качестве официального политического этнонима утвердилось, как известно, название наиболее влиятельного и сильного племени булгар (bulγar), произносимый самими носителями этнического сознания (этнофорами) как bülär[xxv]. При этом следует помнить, что эндоэтнонимы некоторых булгарских племён сохранились в названиях ряда городов, а также родовых фамилий из этих метрополий вплоть до XIV в. Например, в текстах булгарских эпиграфических памятников того времени их бывшие племенные названия представлены как mün suwar jali (чув. Мăн Сăвар ялĕ) ‘община Великого Сувара’, mün Bülär (Мăн Пÿлер) ‘Великий Буляр’[xxvi]. Эти эпитафии оставлены мусульманским населением Булгарского вилаята Улуса Джучи.

Есть все основания полагать, что в дозолотоордынский период (IX – первая треть XIII в.) в Поволжье сложился и развивался средневековый булгарский этнос с эндоэтнонимом bülär/pülär. В пользу такой гипотезы выступает следующая народная этимология, прочитанная путешественником Абу Хамидом ал-Гарнати (1135 – 1136) в «Истории Булгар» булгарского кадия Йа’куба ибн Ну’мана: «А учёный у них называется балар, поэтому назвали эту страну “Балар”, смысл этого “учёный человек”, и арабизировали это, и стали говорить “Булгар”»[xxvii]. Здесь, очевидно, подразумеваются древнетюркские слова bil- ‘знать, ведать’ и er ‘муж, мужчина’[xxviii]. Следовательно, эндоэтноним булгар и в XII в. звучал как bülär (чув. пĕл- ‘знать’ + ар ‘муж, мужчина’.

Истоки экзоэтнонима булгар несомненно восходят к арабской историко-географической литературе. В сохранившейся рукописи Ибн Русте «Книга драгоценных ожерелий» (903 – 925) он написан как «булкар» (название страны и народа), а начиная с ибн Фадлана (после 921/922) – «булгар» (название народа). В золотоордынский период г. Булгар был центром Булгарского вилаята в составе Золотой Орды, в русских источниках он известен как город Бряхимов. Между тем, как уже отметили, эндоэтноним булгар еще с X в. в результате выпадения второго рядом стоящего согласного обрёл форму бюлер (bülär), а его более ранняя форма возрождена среди татар, следует полагать, благодаря исламской литературе. Лишь к середине XIV в., по ряду исторических причин, общебулгарское самосознание начало заменяться былыми родоплеменными или же другими (названиями местности, конфессий) субэндоэтнонимами[xxix].

Далее следует говорить о языковом сознании волжских булгар. Ф.С. Хакимзянов допускает, что в Волжской Булгарии еще в начальный период её сложения соперничали r- и z-языки, в дальнейшем двуязычие сменилось господством второго (огузо-кыпчакского) языка[xxx]. Аргументация исследователя опирается на тот факт, что в рукописи Ахмед ибн Фадлана «Рисала» (Записки) встречается двоякое написание одного и того же гидронима: Джавшыз и Джавшыр[xxxi]. В этой же рукописи общеизвестное племенное название «сувар» написано как «суван». А.П. Ковалевский считал, что это ошибочное написание слова «суваз»[xxxii]. Именно так можно объяснить и двухвариантность гидронима в рукописи арабского путешественника. Действительно, переписчики рукописи ибн_Фадлана, не зная подлинного названия неизвестных им гидронимов и племён, при переписывании могли легко перепутать их отдельные буквы, в особенности в конце слов. Как убедительно доказывают специалисты исторического взаимодействия языков региона, булгарские заимствования в языках соседних народов (удмуртов и коми, мари и мордвы) отражают только r-язык, они расположены в пределах X - XIV вв.[xxxiii]. Поэтому доводы Ф.С. Хакимзянова никак не могут послужить серьёзной причиной для пересмотра устоявшихся позиций отечественных и зарубежных лингвистов о языке волжских булгар. Даже эволюция племенных названий племён указывает на одни и те же законы языка, которые действовали в языке предков современных чувашей в первые четыре столетия прошлого тысячелетия. Отдельные группы огузо-кыпчаков начали проникать в булгарскую среду в конце XIII в., часть которых оставили эпиграфические памятники на своём родном и булгарском языках. Но массовое передвижение кыпчаков-золотоордынцев на территорию бывшей Волжской Булгарии напрямую связано с распадом Золотой Орды и образованием Казанского ханства. Именно к этому времени относятся основные кыпчако-татарские заимствования в языках народов Урало - Поволжья.

Наиболее спорным вопросом является проблема о конфессиональном сознании волжских булгар. Как известно, идет давний спор учёных о наличии или отсутствии среди булгар так называемых «язычников». Следует заметить, что позиция того или иного участника дискуссии строится методом исключения третьего. Действительно, Волжская Булгария с самого начала известна как официально принявшая ислам страна. Всё же категорично утверждать о том, что в X – XIII вв. в этом государстве жили одни мусульмане, невозможно по ряду объективных причин.

Во-первых, внедрение в традиционный образ жизни народа основы новой религии во всех известных странах затягивалось на несколько веков, в том числе и в Киевской Руси. «Принятие христианства, объясняет Б. А. Рыбаков, - в очень малой степени изменило религиозный быт русской деревни X – XII вв. Единственным заметным новшеством было прекращение трупосожжений. По ряду второстепенных признаков можно думать, что христианское учение о блаженном посмертном бытии “на том свете” как награде за терпение в этом мире распространилось в деревне после татарского нашествия и в результате первоначальных представлений о неизбывности иноземного ига»[xxxiv]. Аналогичным образом Н.И. Ашмарин объяснял религиозную ситуацию в Волжской Булгарии. Как он доказывал в ряде сочинений, в XIV в. под сильным воздействием культа мусульманских святых и административно-социальной номенклатуры Золотой Орды структурно обновилась языческая мифология предков современных чувашей и других немусульманских народов региона. Поднявшееся на новую теологическую высоту чувашское неоязычество в период Казанского ханства упорно противостояло государственной религии, и лишь потом, в условиях жёсткого противостояния двух мировых религий в Поволжье, а также насильственной христианизации большей части чувашей оно испытало структурную деформацию. Модель перехода Древней Руси от язычества к монотеистической религии, как нам представляется, типична и для соседней Волжской Булгарии: новая религия меняет прежде всего внешнюю (обрядовую) жизнь неофита и лишь потом (через долгий путь двоеверия) она проникает в его мировидение и миросозерцание. Именно так объясняет Б. А. Рыбаков исчезновение из похоронной обрядности русского народа традиции трупосожжения. Поэтому факт соблюдения волжскими булгарами при погребении своих сородичей мусульманской обрядности нисколько не означает, что они все (представители всех социальных слоёв) стали полноценными мусульманами. Перемена веры ими расценивалась внутренне не как смена убеждений, а как перемена формы внешней обрядности и замена имён божеств[xxxv]. Прежде всего это относится к начальным двум-трём векам булгарского государства. Булгарское искусство X – XIII вв. Д.К. Валеева рассматривает как «составную часть языческой Восточной Европы»[xxxvi]. Как пишет искусствовед в своей диссертации, в булгарском искусстве ислам с его суровыми догмами, запрещающими изображение всего живого, не скоро ещё одолел языческую одушевлённость предметов искусства. Но в конце XII, начале XIII века, постепенно изображения живых существ в искусстве булгар стали как бы «тайными», замаскированными. Этим исследователь объясняет пышный расцвет растительного и геометрического орнамента, что свойственно всей исламской культуре.

Во-вторых, современный чувашский язык, а вместе с ним и традиционная народная культура (обрядовые комплексы, мифология) чувашей и казанских татар-кряшен (они как по названию, так и по структуре совпадают полностью) являются общим наследием волжских булгар и генетически восходят к непрерывным традициям древних тюрков[xxxvii]. Признание их исконности и исторической непрерывности вынуждает признать тезис о наличии в культуре волжских булгар мощного языческого слоя во все времена. Ритм жизни простого земледельца построен, если подходит такое сравнение, по заданному алгоритму годового календарного цикла (в основном от весеннего равноденствия до начала следующего «нового дня»[xxxviii]). Поэтому в оболочке мусульманских и христианских праздников сохранились древние языческие обряды татар (курбан байрам, сабантуй), чувашей (пасха, троица, питрав) и других народов региона[xxxix]. Почти не истребим и культ языческих свящённых мест простого народа. Понимающие данную истину муллы и священники строили на подобных объектах культа мавзолеи мусульманских святых, церкви и часовни.

В-третьих, если не подвергать сомнению ряд категоричных утверждений мусульманских путешественников-проповедников о поголовной исламизации булгар, то мы обязаны полностью признать и следующее противоположное сообщение венгерского путешественника и католического миссионера Юлиана (XIII в.): «Великая Булгария – великое и могущественное царство с богатыми городами, но все там – язычники. В том царстве говорят в народе, что вскоре они должны стать христианами и подчиниться римской церкви, но дня, как говорят, они не знают, а слышали так от своих мудрецов»[xl]. Булгарию он называет «языческим царством», что, конечно, не полностью соответствует действительности. Можно лишь полагать, что автор здесь подразумевает не официальную религию, а реальную обрядовую жизнь простых булгар, которые, считаясь мусульманами, на практике придерживались ранних традиций предков. Истина находится, скорее всего, где-то посередине. Мусульманские путешественники в Волжской Булгарии получали информацию в первую очередь через мусульманское духовенство и единоверцев-булгар, а католик Юлиан общался с представителями других конфессий, прежде всего с приверженцами народной религии. При этом не следует забывать, что кроме официального ислама всегда существовал еще так называемый народный ислам, в котором официальная религия синтезировалась с доисламской религией этноса. Подобные мусульмане (они, как правило, принадлежали к низшим социальным слоям общества) фактически являлись «плохими мусульманами», то есть двоеверцами.

Для выяснения вопроса о времени и глубине проникновения ислама в чувашское сознание следует анализировать заимствованную лексику чувашского языка. Как известно, в ней представлены арабские и персидские заимствования дозолотоордынского и золотоордынского периодов, среди которых имеются и слова, связанные с мусульманским миром[xli]. В традиционной чувашской религии много мотивов и представлений мусульманского происхождения, часть которых восходит и к домонгольской эпохе [xlii]. Всё это позволяет говорить о том, что предки современных чувашей соприкасались с мусульманской цивилизацией задолго до образования Казанского ханства и тесного общения с его официальной властью.

В конфессиональном сознании народов Поволжья всегда существовало двоеверие, в особенности среди крестьянского сословия. Например, крещёные татары (керǝшен) в XIX в. разделялись, по сообщению И. Софийского, даже на три разряда: 1) чиста, таза или чий керǝшен; 2) кара керǝшен и 3) ак керǝшен[xliii]. Первые «меньше других своих единоплеменников подверглись изменению в религиозно-нравственном состоянии, более других сохранили у себя чистых языческих верований». Это – татарин крещёный, но не просвещённый, не наученный вполне истинам новой религии, не забывший прежней религии, не оставивший языческих обрядов и суеверий»[xliv]. Вторые характеризуются сравнительно большею преданностью христианской вере, а третьи – исламу. В терминологии отражена оценка трёх конфессий, из которых самую высокую оценку получает ислам, затем – язычество. Презрительное отношение к христианам объясняется их потерей своей первоначальной (чистой) веры.

О конфессиональной ситуации в Волжской Булгарии в первой трети XIII в. можно догадаться из неординарного события, происшедшего в её столице в 1229 г.: один из булгарских купцов-мусульман перешёл в православие и стал публично выступать против своей бывшей религии. Данный исторический факт известен из сохранившегося «Жития св. мученика Авраамия, мученика Булгарского», изданного в 1874 г. в переводе с русского на чувашский язык. «Авраамий восхотел быть проповедником учения Христова между ними, - сообщает автор биографии Авраамия Булгарского, - во время ярмарки в городе Булгаре, когда стеклось туда множество народа, он вдруг, вместо обычного занятия торговлею, начинает всенародно благовестить согражданам своим Господа Иисуса Христа и убеждать их сделаться подобно ему, христианами. Изумлены были булгары неожиданною проповедью дерзновенного исповедника Христова, считали его за помешанного. Они старались его самого отвратить от Христова веры, а потом, когда он мужественно отверг все льстивые речи и угрозы нечестивцев и объяснил, что готов умереть за исповедуемого Христа Иисуса, предали жестоким мукам и много дней томили его, принуждая отречься от св. веры. <…> Видя непреклонность Авраамия в св. вере, изуверы предали его к казни: отсекли ему ноги, руки, и голову. Это было 1 апреля 1229 года»[xlv].

Булгарский город на правобережье Волги и центр отдельного княжества (рус. Ошель, тат. Ашлы, чув. Эшлĕ) был сожжён русским князем Святославом в 1220 г. Через девять лет, вскоре после публичной казни Авраамия в Великом городе (Биляре), начался грандиозный пожар и в течение нескольких дней выгорел почти весь город. Если с запада угрожали русские князья-христиане, то с востока и юга к булгарам пробирались монголы-язычники (1223, 1232). На этом фоне слухи, распространённые в народе (они услышаны и зафиксированы венгерским монахом Юлианом в 1236 г.) могут быть весьма достоверными, поэтому позволяют восстановить психологическое состояние булгар перед нашествием монгольских орд. В тот период этническое сознание булгар значительно продвинулось в сторону конфессионального сознания: у одних оно резко обострило их религиозные чувства, у других, наоборот, появились большие сомнения в истинности своей веры. Такая ситуация могла создаваться лишь в условиях наличия конкуренции между конфессиями в разных социальных слоях общества. Например, Авраамий, как купец, был заинтересован в общении с Владимирским княжеством, интересы других купцов были направлены на мусульманский Восток. Большая часть булгарских крестьян, живущих по традиционному земледельческому обрядовому календарю (он сохранился у чувашей и кряшен, как уже было отмечено, вплоть до XX в.), являлись если не чистыми приверженцами народной веры, то, во всяком случае, двоеверцами.

Периодом смены былого самоназвания (эндоэтнонима) булгар следует считать вторую половину XIV – первую четверть XV в., когда в результате природных катаклизмов и состояния смуты в Улусе Джучи произошла массовая миграция как булгар, так и кыпчаков-золотоордынцев в более спокойные и безопасные районы государства. Д.М. Исхаков и И.Л. Измайлов считают, что одной из главных причин упадка Улуса Джучи являются наступившие во второй половине XIV в. природные катаклизмы: усыхание степной зоны, уменьшение количества выпадавших осадков, повышение уровня Каспийского моря и т.д.[xlvi]. Распространение эпидемии бубонной чумы в середине этого века, а также разрушение булгарских городов в 1361 г., а также нашествие золотоордынских мигрантов стали основными причинами исчезновения основной части булгарской городской знати, вместе с ней из сферы письменной культуры постепенно вытеснился исконный огуро-булгарский язык (r-язык). Тогда же бывшее общебулгарское этническое сознание (bülär) трансформировалось в сторону конфессиональной идентичности этносоциальных групп. В подобном процессе инициативу всегда проявляла этническая элита, навязывающая новое сознание социальным низам общества.

Аналогичные этногенетические процессы в тот период проходили во всём евразийском пространстве, в том числе на Руси. В результате распада Улуса Джучи в отдельных его областях постепенно формируются новые этносы, этническое сознание которых отражает либо названия господствующей элиты, хана (Чагатай, Узбек, Ногай), либо названия местности, города (казанцы, крымцы), при этом «почти все они сохраняют макроэтноним «татар»[xlvii].

Попутно необходимо внести в теорию этноса Л.Н. Гумилёва некоторые коррективы. Как известно, полным циклом функционирования любого этноса известный учёный считает 1200 лет. Но продолжительность функционирования этноса волжских булгар размещается, как мы увидели, примерно в рамки шести веков (ровно половина гумилёвского 1200-летнего цикла). Данное своеобразие следует объяснить особенностью евразийской степи и лесостепи[xlviii]. Как известно, данная территория континента весьма чувствительна к изменениям климата: их территории постоянно смещались и смещаются то к северу, то к югу попеременно. На основе вышеперечисленных методологических предпосылок можно объяснить этногенетические процессы и потомков волжских булгар – казанских татар и чувашей, которые начиная с XV в. составляли две конфессиональные группы поволжских тюрков: мусульман и приверженцев народной религии (так называемых «язычников»). Эти группы образовались у волжских булгар ещё в X в., когда они официально приняли ислам (в 922 г.).

Следует возвратиться к проблеме изменения в Улусе Джучи этнического сознания населения (суперэтноса). В данный период феодальные раздоры золотоордынских ханов стали сопровождаться обвинениями в адрес своих врагов в отступлении от веры, требований ислама. Например, о второй половине XIV в. татарский писатель Хюсам-эд-дин Булгарский (XVI в.) писал так: «И наши булгары славились своим развратом. Учёные законными уловками разрешали брать проценты, а равно, много было грехов прелюбодеяния и смертоубийства; по причине же пьянства оставили джуму, оставили обряды, употребляемые после пятикратных молитв; считали позволенным пить бузу и пиво, говоря, что нет у нас мисра, оставили сборное моление, порицали имама Шафи, говоря, что его слова – пустословие; также оставили аид (духовные праздники): стали весьма грешны противу всевышнего бога»[xlix]. . Как далее сообщает татарский писатель, Аксак-Тимур (Булгар был разрушен Пулат-Тимуром в 1361 г.) полностью разрушил г. Булгар, повесил 36 учёных, а уцелевший народ приказал разогнать в разные стороны, наказав, чтобы они там не обитали[l]. Булгар обвинили, что они джуму не исполняли прежде всего в сёлах. По искреннему признанию самого автора сочинения, булгары действительно были не сведущи в сунне.

Если задуматься над проблемой возникновения и исчезновения эпиграфических памятников в Волжской Булгарии конца XIII – первой половины XIV в., то возникает ряд логически построенных вопросов, которые требуют исторического обоснования и объяснения. Например, таким путём Д.М. Исхаков и И.Л. Измайлов (они ссылаются на сочинение Ю. Шамильоглу) приходят к мысли о наличии тесной связи между исчезновением r-язычных эпиграфических памятников и исчезновением городской булгарской знати с глубокими этнокультурными корнями[li]. Логическим продолжением вышеизложенного предположения является допущение, что новая булгарская знать, заменившая старую, уже пользовалась небулгарским (z-языком), то есть кыпчакским языком.

В связи с языковой ситуацией в Булгарском улусе Золотой Орды в конце XIII - начале XIV в. следует опять возвратиться к эпиграфическим памятникам этого времени. Самые первые датированные памятники, приведённые в вышеназванных сочинениях Ф.С. Хакимзянова, написаны как на z-, так и на r-языках. На первом памятнике (12..) место погребения имеет название zijarät, а на втором (1299) - его изменённую форму zerät. Начиная с 1311 по 1357 гг. все датированные памятники со словом zijarät написаны на огузо-кыпчакском языке (таких памятников всего десять, в остальных z-язычных текстах даты не поставлены), кроме трёх булгароязычных памятников (они имеют следующие даты: 1346 и 1349 гг.). Основная часть r-язычных текстов содержит лексему bälük (35 памятников). Кроме того, три текста, относящиеся к z-языку, содержат более древнюю форму belgi[lii].

Итак, выявленные особенности текстов булгарских намогильных памятников позволяют выдвинуть следующие предположения: 1. Традиция установки памятников становилась одновременно на z- и r-языках. 2. Слова, означающие понятие «могила» на первом языке писали в более архаичной и точной к арабскому оригиналу форме, чем на втором (zerät). 2. Исконно булгарской традицией является использование древнебулгарского слова, первоначально означавшего понятия «знак, метка» (bälük). Данное древнебулгарское слово проникло в венгерский язык в форме bélyeg ‘марка, знак’, ‘метка’,’тавро’, ‘клеймо’[liii]. Доказательством вышесказанному служит и следующий факт. Ф.С. Хакимзянов удачно заметил и подтвердил, что два памятника, сохранившиеся на кладбище современного села Иски-Рязяп Куйбышевского района Татарстана принадлежат отцу (Анбала сына, Хасану) и его сыну (Амбала сына, Хасана, сына хаджи Бу)[liv]. На могиле отца (он умер в 1345 г.) поставлен памятник с текстом на чистом z-языке и со словом zijarät. Дата смерти сына не известен (он мог быть моложе отца на 20 – 30 лет), его эпитафий написан на r-языке и со словом bälük. Это древнебулгарское слово к тому времени обрело совершенно новое значение: «памятник». Идентичное же содержание придаёт ему Ф.С. Хакимзянов. Как известно, в чувашском языке в таком значении оно существует по настоящее время (палăк < bälük).

Возвращаясь к языкам текстов на могилах отца и сына, следует исследователям задуматься над следующим вопросом: почему мастера (или члены семьи) первому предпочли z-язык, а второму – r-язык? Очевидно, выбор языка эпитафий зависел от языковой установки в семье и обществе. Обычно язык семьи меняется в результате отрыва от своей традиционной среды обитания, поэтому Хасана следует отнести к мигранту первого или же второго поколения (по всей видимости, он вместе с родителями мигрировал в Булгарский улус из кыпчакских степей). Его сын, будучи мигрантом уже второго или третьего поколения, полностью освоил язык и традиции своей среды, то есть он обулгаризировался. Данный факт относится не к чисто этническим, а к социокультурным явлениям булгарского общества в условиях существования супергосударства Улуса Джучи. Всё же прав Н.И. Егоров: традиции установления эпиграфических памятников на могилах умерших в булгарскую среду проникли через мигрантов-мусульман с южных и восточных улусов Золотой Орды[lv]. Не успев полностью сложиться, очередной (второй) этап исламизации народов Поволжья прервался, как уже было отмечено, в последней четверти XIV в.

В золотоордынский период (вторая треть XIII – первая четверть XV в.) булгарское городское население, дифференцируясь в мусульманской среде (в отличие от военного сословия Улуса Джучи tatar), называло себя этноконфессионимом besermen (< musliman). По такому же принципу горожане идентифицировали своих единоплеменников-земледельцев конфессионимом s΄uvas΄, что означало ‘язычник’, ‘проводящий обряд s΄uva (< др.-тюрк. joγ+ aq)[lvi]. Следует полагать, что в состав besermen вошли и пришлые кыпчаки (переход l в r в середине данного этнонима, как известно, широко распространён в среднеазиатских тюркских языках, включая туркменский). Выявленные особенности эпиграфических текстов позволяют выдвинуть следующую гипотезу: инициаторами разделения этнического сознания булгар была их мусульманская элита, которая возвышала культ святых (этапы смещения первоначальной семантики zijarät таков: ‘посещение, визит, паломничество’ > ‘посещение могилы’ > ‘могила, место посещения’)[lvii]. Придерживающихся народной религии, которые на могилах умерших с древних эпох ставили bälük, они назвали конфессионимом s΄uvas΄, что означало, как уже было отмечено, ‘проводящий языческий обряд поминовения предков’.

Таким образом, вышеизложенный материал позволяет нам определить следующую динамику развития этнокультурного и конфессионального сознания волжских булгар IX – XIV вв.:

1. Первоначально булгарские племена имели родоплеменное самосознание, которое со временем заменилось этническим (булгары как единый народ с общим языком и культурой). К середине XII в. была написана официальная история об их общем этническом и конфессиональном происхождении[lviii]. Но в условиях всеобщей «боязни татар» в Волжской Булгарии распространился слух (примерно к 1235 г.) о скорой смене официальной религии.

2. В золотоордынский период булгарское городское население называло себя этноконфессионимом бесермен (мусульманин), а булгар-земледельцев – çăваç (> чăваш). Такое религиозное разделение былого единого этноса постепенно привело его составных частей к конфессионально-социальной, а потом и конфессионально-этнической идентификации.

Далее следует остановиться на проблеме сложения нового этнического сознания у отдельных социально-конфессиональных групп былого булгарского этноса, прежде всего так называемых «худых болгар». Если смотреть на этногенетические процессы булгар с точки зрения «внутриэтнического конфликта», который необходим для нормального функционирования любого этноса, следует обратиться к характеру взаимодействия между различными группами русского этноса. В таком суперэтническом образовании, как Российская империя, внутренний конфликт созревал, как правомерно полагает С.В. Лурье, вокруг образа правителя (царя). Модель взаимодействия внутриэтнических групп в русском обществе (с одной стороны, государство, а с другой – община) была унаследована, следует думать, от сложившихся ещё в Золотой Орде государственно-правовых традиций. Но взаимоотношения русских княжеств с ханами Улуса Джучи были несколько иными, чем, например, у народов Поволжья. Если у первых была сохранена высшая национальная элита (княжеское сословие и духовенство) с её автономными правами, то у вторых управляли ханские феодалы (князья и мурзы), которые для местного населения являлись иноверцами, собирающими дань (хырăç ‘иноверческая подать в мусульманских государствах’). Князья и мурзы чувашского происхождения, вынужденные принять официальную религию Золотой орды и Казанского ханства, со временем полностью отатарились (перешли на золотоордынско-кыпчакский язык и культуру). В русских исторических документах они известны как горные служилые татары. От имени своих народов из местного покорённого населения выступали прежде всего сотные (çĕрпÿ) и десятные (вунпÿ), которые нередко исполняли и функции старейшины (руководителя общины), и языческого жреца. Именно они могли реально стать во главе народно-крестьянской оппозиции к власти.

Характер внутриэтнического конфликта в таких суперэтнических сообществах, как Золотая Орда и Казанское ханство, определялся следующими факторами: адаптационной потребностью оппозиционных этносоциальных групп (социальной элиты государств и крестьянских родоплеменных общин), их потребностью в выражении основных смыслов своих этнокультурных и конфессиональных особенностей.

Слияние мусульманско-городской части булгар (она представляла булгарскую элиту) с пришлыми кыпчаками-золотоордынцами (в их состав входили, очевидно, ряд городских сословий) способствовало сложению у другой (общинно-крестьянской) группы булгар самостоятельного этнического сознания (крестьянские общины, как известно, всегда стремились быть автономной самодостаточной целостностью). В результате подобного изменения конфессиональное сознание трансформировалось в этническое, но сохранив при этом былое противопоставление. Именно по этой причине чуваши, принимая ислам, сразу стали называть себя татарами, прежде всего подразумевая их религию.

В казанский период (вторая четверть XV – середина XVI в.) булгары-мусульмане постепенно влились в состав военно-феодальной знати Казанского ханства, а булгары-язычники, трансформируя конфессионим в этноним, образовали этнос с неполной социальной структурой (chuvasch < тат.). В московский период (середина XVI – середина XVIII в.) обострилось противостояние мировых религий и активировались ассимиляционные процессы, что изменили этническую и конфессиональную карту региона.

 

---

[i] Древнетюркский словарь. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1969. С. 91.

[ii] Родионов В.Г. Чувашский этнос: исследования по этнологии и мифопоэтике. Чебоксары: ЧГИГН, 2017. С. 122 – 124.

[iii] Родионов В.Г. Там же. С. 162 – 173.

[iv] Измайлов И. Средневековые булгары: этнополитическая и этноконфессиональная общность // История татар с древнейших времён: в 7 т. Т.2: Волжская Булгария и Великая степь. Казань: РухИЛ, 2006. С. 631.

[v] Лурье С.В. Историческая этнология: Учебное пособие для вузов. М.: Академический Проект: Гадеамус, 2004. С. 59.

[vi] Там же. С. 603. В выборе ценностной ориентации этноса, как полагает автор, большую роль играет внешнее окружение (с. 604).

[vii] Там же.

[viii] Измайлов И. Указ. соч. С. 632.

[ix] Измайлов И. Булгарское государство: образование, территория и население // История татар с древнейших времён. Т. 2. С. 124.

[x] Валеев Р. Денежно-весовая система // История татар с древнейших времён. Т. 2. С. 297.

[xi] Мухамадиев А. Новый взгляд на историю гуннов, хазар, Великой Булгарии и Золотой Орды. Казань: Татар. кн. изд-во, 2011. С. 155..

[xii] В редакционных примечаниях к тексту перевода А.П. Ковалевского по неизвестной причине ошибка переписчика рукописи ибн Фадлана (суван вместо сувар) не объяснена, что легко может привести неосведомлённого читателя к так называемой теории «суварского происхождения чувашей». Название сувар никакого отношения не имеет к этнониму чăваш (<çăваç) (подробнее см.: Родионов В.Г. К проблеме реконструкции чувашского обрядового комплекса çу // Чувашский гуманитарный вестник. Чебоксары. 2007/2008. № 3. С. 53 – 62). Такая тенденциозность, скрытое навязывание ненаучных теорий происхождения чувашей и их языка наблюдается в статьях ряда авторов семитомной «Истории татар».

[xiii] Гадло А.В. Этническая общность барсилы // Историческая этнография: традиции и современность. Межвузовский сборник. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1983. С. 79 – 91. Об этнической близости барсилов к суварам и постоянном их соседстве автор пишет следующее: «И, видимо, не случайно после образования Хазарского каганата осколки барсилов (берсула) и савиров (сувар) оказались на Средней Волге, где составили часть волжско-булгарской конфедерации» (Там же. С. 84). Как считает А.В. Гадло, барсилы в период борьбы гуннского объединения с аланами включили в свой состав отдельные родовые подразделения алано-сарматского круга и испытывали на себе их влияние (Там же. С. 87).

[xiv] Магомедов М.Г. Образование Хазарского каганата (по материалам археологических исследований и письменным данным). М.: Наука, 1983. С. 121.

[xv] Москаленко А.Н. Славяне на Дону. Воронеж: ?,1981. С. 103. Мусульманский титул (эмир) указывает на нижнюю дату чеканки монеты – не ранее времени официального принятия булгарами ислама (921/922), а С.А. Янина полагает, что клад был зарыт не позднее середины X в. Из этого можно предположить, что монета эмира барсил была чеканена между этими датами.

[xvi] История татар... Т. II. С.731. В редакционном примечании к тексту перевода А.П. Ковалевского читаем следующее: «Ас-сакалиба не совсем ясный для этого времени этноним, который мог обозначать и славян, и финно-угров. В понятие “ас-сакалиба” арабские путешественники и географы вкладывали разное содержание. Например, в противовес “ат-турк” тюркские народы, “ас-сакалиба” может означать нетюркские народы, в том числе и славян; или “ас-сакалиба” – народ, населяющий леса, в отличие от народов, населявших степь» (Там же. С. 726). В другом примечании читаем: «Ибн Фадлан называет “царя” булгар царём ас-сакалиба, что свидетельствует о его влиянии и на соседние с Булгаром северные народы, а это придавало большее значение посольству, отправленному к булгарскому правителю» (Там же. С. 717). Раннебулгарское государство фактически образовалось на основе симбиоза пришлых булгаро-суварских племён и местных (финно-угорских) этнических сообществ.

[xvii] Там же. С. 736.

[xviii] Там же. С. 737.

[xix] Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге (Больше-Тарханский могильник). М.: Наука, 1964. С.120. Арабский географ Ибн Русте локализует «страну Аскал, которая относится к Булкарам», между печенегами и маджарами (предками венгров). Печенежские земли в то время простирались примерно от середины большой излучины Дона до нынешнего Криворожья [Ибн Русте. Китаб ал-а’лак ан-нафиса Книга драгоценных ожерелий) // История татар. С. 703].

[xx] В этом плане большой интерес представляют Больше-Тарханский могильник I и II (VIII – IX вв.), расположенный на правом высоком берегу Волги выше г. Ульяновска и Богдашкинское городище, нижний горизонт культурных отложений которого исследователи датируют X – XI вв., а верхний горизонт - с чёткими следами пожара в первой трети XIII в. (История татар... С. 196). На этом месте до 1236 г. функционировал г. Ошель (Ашлы), глубоко пострадавший от похода Владимиро-Суздальского князя Святослава в 1220 г. Остатки языческого могильника Богдашинского городища по обряду захоронения очень близки к ближайшим Большетарханскому и Тетюшскому могильникам (Там же).

[xxi] Шпилевский С.М. Древние города и другие булгарско-татарские памятники в Казанской губернии. Казань: Тип. Казан. ун-та, 1877.С. 57. Здесь, следует полагать, образ мифического крылатого барса (булг. *бурш) контаминировался с образом белого дракона (Шаркань), типичного для булгарских племён (см.: Родионов В.Г. Чувашский этнос. С. 43 – 51).

[xxii] Чувашский вариант названия булгарского города на правобережье Волги сохранилось в ойкониме Элшел (название чувашской деревни Альшеево, что на левом притоке Свияги, недалеко от Богдашкинского городища): Эшлĕ «название племени, рода» + ялĕ «страна, род, община» > Эшлел > Элшел.

[xxiii] В эндоэтнониме сувар (чув. сăвар) отражено фонетическое изменение первых гласных в словах булгаро-чувашского языка ( а > о > у), а в самоназваниях племён эшел и бюлар (чув. пÿлер) – выпадение звонкого согласного г в середине (если рядом стоит другой согласный звук).

[xxiv] Мөхǝммǝдиев Əзһǝр. Борынгы хазар һǝм болгар-татар акчалары. Казан: Татарстан китап нешрияты, 1986. Б. 80.

[xxv] Егоров Н.И. Динамика формирования национальных концепций идентичности у татар и чувашей: от конфессионального к этнонациональному // Итоговые научные сессии 2011 – 2014 годов / сост. и отв. ред. Г.А. Николаев. Чебоксары: ЧГИГН, 2014. С. 169. Н.И. Егоров восстанавливает фонетическую форму эндоэтнонима волжских булгар X – XIII вв. как bülär/бюлер (Там же).

[xxvi] Хакимзянов Ф.С. Новые булгарские эпиграфические памятники из Закамья // Чувашский язык: история и этимология: сб. статей. Чебоксары: ЧНИИ, 1987. С. 44; Его же. Язык эпитафий волжских булгар. М.: Наука, 1978. С.126.

[xxvii] Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131 – 1153) // История татар с древнейших времён. Т. 2. С. 781.

[xxviii] Древнетюркский словарь. Л.: Наука, Ленингр. отд., 1969. С. 98, 175.

[xxix] Родионов В.Г. Чувашский этнос. С. 120 – 131.

[xxx] Хакимзянов Ф.С. Язык эпитафий волжских булгар. С.22.

[xxxi] Хакимзянов Ф.С. Эпиграфические памятники Волжской Булгарии и их язык. М.: Наука, 1987. С. 7.

[xxxii] Ковалевский А.П. Чуваши и булгары по данным Ахмеда ибн Фадлана на Волгу в 921 – 922 гг. Чебоксары: Чувашгосиздат, 1954. С. 14. Фактически в оригинале рукописи должно быть название племени Сувар, в такой же форме написанное на монетах, чеканенных в г. Сувар.

[xxxiii] Федотов М.Р. Исторические связи чувашского языка с волжскими и пермскими финно-угорскими языками. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 1968. Часть 2. 214 с.

[xxxiv] Рыбаков Б.А. Язычество в Древней Руси. М.: Наука, 1987. С. 773.

[xxxv] Там же. С. 774.

[xxxvi] Валеева Д.К. Искусство домонгольской Волжской Булгарии X – нач. XIII вв. Дис. ..кандидата искусствоведения. М.: ?, 1981. С. 37.

[xxxvii] Родионов В.Г. О системе чувашских языческих обрядов // Родионов В.Г. Этнос. Культура. Слово. С. 106 - 182.

[xxxviii] Многие тюркские народы, переходя от кочевничества к земледелию, восприняли иранский календарь с началом нового года в день весеннего равноденствия (ноуруз). Предки чувашей в этот день отмечали Калăм кун «день [обряда] Калăм». Слово калăм (<византийское kalende) в древнебулгарский язык проникло, по утверждению лингвистов, в эпоху проживания предков чувашей на Северном Кавказе.

[xxxix] За несколько дней до христианской Пасхи (в четверг на страстной неделе) чуваши проводили обряд Калăм кунĕ (с принятия христианства он передвинулся к православной Пасхе), а в четверг перед Троицей - Çимĕк (он до христианизации имел название çăва «обряд поминовения предков вблизи кладбищ» и проводился в месяце çу, совпадающих второй половиной мая и первой половиной июня). Чуваши-христиане в Петровку обязательно варили шÿрпе из молодой баранины, отсюда можно догадаться, что данный обряд остался от языческих летних жертвоприношений уй чÿкĕ «полевое жертвоприношение». Аналогичный обряд предков татар преобразился в курбан байрам. Подробнее см.: Родионов В.Г. Этнос. Культура. Слово. Чебоксары: Изд-во Чуваш. ун-та, 2006. С. 109 – 137; Родионов В.Г. Чувашский этнос: исследования по этнологии и мифопоэтике. Чебоксары: ЧГИГН, 2017. С. 110 – 120.

[xl] Известия Юлиана о венграх, булгарах и татарах // История татар с древнейших времён. Т. 2. С. 887. Булгарию он называет «языческим царством», что, конечно, не соответствует действительности. Можно лишь полагать, что автор здесь подразумевает не официальную религию, а реальную обрядовую жизнь простых граждан страны, которые, считаясь мусульманами, на практике придерживались ранних традиций предков.

[xli] К заимствованиям дозолотоордынского периода относят такие арабизмы и фарсизмы, как эрне «неделя», «пятница»,мыскара «забава», «шутка», «потеха»; хыпар «известие», хырçă «подать», хысна «казна» и т. п.

[xlii] Егоров Н.И Указ. соч. С. 174.

[xliii] Софийский И. О киреметях крещёных татар Казанского края // Известия по Казанской епархии за 1877 год. Казань, 1877. С. 687.

[xliv] Там же.

[xlv] Золотницкий Н.И. Избр. труды: статьи, лингвистические, исследования, словари, письма, отчёты, разные документы / сост. В.Г. Родионов. Чебоксары: Изд-во Чуваш. ун-та, 2007. С. 138 – 139.

[xlvi] Исхаков Д.М., Измайлов И.Л. Образование Золотой Орды и формирование средневекового татарского этноса (XIII – первая четверть XV в.) // Татары. М.: Наука, 2001. С. 97 - 98.

[xlvii] Там же. С. 95.

[xlviii] Об этом подробнее см.: Родионов В.Г. Чăваш этносĕн аталану тапхăрĕсем // Сăмах / Слово: 1993. Шупашкар: ЧĂТИ, 1994. С. 3 – 19; его же. Новое подходы к изучению этносов и их культур // Родионов В.Г. Этнос. Культура. Слово. Чебоксары: Изд-во Чуваш. ун-та, 2006. С. 237 - 246.

[xlix] Из «Булгарских повествований» Хюсам-Эддина Булгарского // История Татарии в документах и материалах. М.: Наука, 1937. С. 42.

[l] Там же. С.43.

[li] Исхаков Д.М., Измайлов И.Л. Указ. соч. С.98.

[lii] Ср.: др.-тюрк. belgü ‘(при)знак, примета’ (Древнетюркский словарь. С. 93).

[liii] Федотов М.Р. Этимологический словарь чувашского языка: В 2 т. Чебоксары: ЧГИГН, 1996. Т.1. С. 382 – 383.

[liv] Хакимзянов Ф.С. Эпиграфические памятники Волжской Булгарии и их язык. С. 5 – 6.

[lv] Егоров Н.И. Указ. соч. С. 175.

[lvi] Родионов В.Г. К проблеме реконструкции чувашского обрядового комплекса çу .

[lvii] Хакимзянов Ф.С. Язык эпитафий волжских булгар. С. 83.

[lviii] В «Путешествии Абу Хамида ал-Гарнати» сообщается, что у булгар имеется своя написанная история, в которой их эндоэтноним объясняется как «учёный человек». Очевидно, в ней же названы главные причины принятия булгарами ислама (исцеление булгарского царя и его супруги с помощью мусульманского факиха и победа булгар в войне против хазар с помощью «войска Аллаха») (см.: Ал-Гарнати. Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131 – 1153) // История татар. Т. II. С. 781. Конечно, это официальная версия происхождения народа и его религии.